На стадии малька

Мировое производство товарной рыбы и морепродуктов сопоставимо с добычей: аквакультура, по разным оценкам, дает от 44 до 55% рыбопродукции, которая поступает на прилавки магазинов. Объемы искусственно выращенной рыбы достигают 60 млн тонн в год и продолжают расти. Лидерство в отрасли принадлежит Китаю, производящему почти две трети мирового объема этой продукции. Но и северные страны демонстрируют хорошие результаты. К примеру, Норвегия находится на первом месте по выращиванию лососевых, производя около 1 млн тонн ежегодно: по доходности эта отрасль уступает только нефтегазовой. Россия, однако, несмотря на уникальные природно-климатические возможности для рыбоводства, занимает всего 0,2% мирового производства аква- и марикультуры. За последние 25 лет объемы рыбоводства сократились почти в пять раз – с 500 до 114 тыс. тонн в год. «Переломить ситуацию и превратить индустрию в стратегически важную можно только в том случае, если в отрасль придут крупные инвесторы, которым будет оказана всесторонняя поддержка государства», – уверена генеральный директор компании «Русское море – аквакультура» Инна Гольфанд. Компания входит в Группу компаний «Русское море», которая является ведущим игроком на российском рынке дистрибуции рыбы и морепродуктов. Несмотря на это, «Русское море» приняло решение инвестировать средства в новое для себя направление – развитие аквакультуры в СЗФО. Не тот путь – Почему, несмотря на уникальный потенциал, аквакультура медленно приживается в России? – Можно назвать целый ряд причин. Прежде всего – правовая неурегулированность отрасли. На данный момент она регулируется Законом о рыболовстве, но рыболовство и рыбоводство – совершенно разные виды деятельности, со своей спецификой. Такая неоправданная «унификация» порождает абсурдные ситуации. Например, вопрос о собственности на рыбу. Мы купили малька, запустили в озеро, кормим его. Тем не менее с юридической точки зрения он нам не принадлежит: собственность на рыбу по действующим законам возникает в момент вылова. Знаю, что у наших коллег были конфликты с рыбаками по этому поводу. О необходимости разработать собственный отраслевой закон говорится на протяжении многих лет. Весной этого года законопроект наконец принят в первом чтении, но пока, с точки зрения практиков, он далек от совершенства. Я вхожу в рабочую группу Государственной думы РФ по разработке проекта закона по аквакультуре, мы уже внесли в версию, принятую в первом чтении, пакет предложений. Например, прорабатывается вопрос о финансовой поддержке субъектов аквакультуры в форме возмещения части затрат на приобретение рыбопосадочного материала, кормов, ГСМ, коммунальные платежи за электроэнергию и тепло. Норвегия тоже начинала с того, что выделяла значительные государственные средства на поддержку аквакультурных хозяйств. – К чему приводит отсутствие системности в отношениях с государством? – К тому, что отрасль развивается по весьма специфическому сценарию. Это очевидно на примере Карелии. В республике действует Программа поддержки аквакультуры, власти оказывают реальную помощь. Результаты вроде бы налицо: Карелия лидирует среди регионов России по объемам производства садковой рыбы – здесь выращивают около 70% всей российской форели, ежегодно открываются новые предприятия. Но что это за предприятия? В основном – маленькие фермы, которые выращивают по 20-50 тонн рыбы в год. Технологии, используемые ими, предельно просты, производительность соответствующая. Это не тот путь, который поможет достичь масштабов Норвегии в рыбоводстве. Чтобы отрасль стала значимой для экономики страны, в нее должны прийти крупные производители, готовые к многомиллионным инвестициям. Рыбоводство – довольно капиталоемкое занятие, на первоначальном этапе требующее больших вложений в оборудование участков, покупку молоди и кормов. Неосвоенный лосось – Почему компания «Русское море», специализировавшаяся на поставках рыбной продукции в торговые сети, решила развивать аквакультуру? – Мы видим в этом перспективы. Отечественный рынок красной рыбы (форели и семги) – порядка 140 тыс. тонн в год. Из них в России, в основном в Карелии, Мурманской и Ленинградской областях, производится около 20 тыс. тонн. Основные объемы поступают из Норвегии, и «Русское море» – лидер по объемам поставок. Мы посчитали и увидели огромный потенциал по импортозамещению: экономически целесообразнее растить форель и семгу самим, чем покупать в Скандинавии. Поэтому в 2007 году начали вкладывать деньги в новое направление – приобрели в Карелии хозяйство «Сегозерское». На тот момент оно представляло собой типичную карельскую рыбную ферму: отсутствие инфраструктуры, пара вагончиков на берегу озера и простейшие садки, в которых выращивали несколько десятков тонн рыбы. За три года компания вложила в развитие «Сегозерского» 300 млн рублей: построены административные, бытовые, складские помещения, закуплено оборудование для трех площадок. Месяц назад запущен цех первичной переработки стоимостью около 50 млн рублей, в котором установлена современная норвежская автоматическая линия потрошения рыбы. Потенциал цеха рассчитан на то, чтобы через несколько лет выйти на значительные для Карелии объемы производства – на уровне 5 тыс. тонн рыбы в год на имеющихся участках. За пяти-семилетний промежуток времени намерены довести объемы выращивания до 20 тыс. тонн. – Каковы результаты на текущий момент? – Мы поэтапно осваиваем акваторию: первые годы работала только одна площадка, в прошлом году открылась вторая, в мае 2011-го – третья. Поэтому пока объемы производства довольно скромные: лучший результат, 600 тонн форели, получен в 2009 году. В 2010-м из-за аномально жаркого лета рыба росла плохо. В нынешнем году планируем произвести и продать 1 тыс. тонн рыбы (уровень реализации сильно снизился). К слову, и с такими объемами мы входим в пятерку крупнейших производителей в республике. Это еще раз подтверждает тезис: действительно крупных игроков в отрасли пока нет. – Насколько известно, в этом году вы двинулись в Мурманскую область. Карелия стала тесна? – Мурманск – это немного иное направление, связанное с выращиванием лосося. Форелеводство в Карелии – сегмент, где уже есть хотя бы какой-то опыт. Выращиванием же товарного лосося (семги), производство которого составляет львиную долю аквакультуры в Норвегии, в нашей стране почти никто не занимается. При этом в Баренцевом море условия для этого идеальны и аналогичны норвежским. Прибрежная линия изрезана фьордами, летом вода не прогревается до температур, вредных для лосося, зимой Гольфстрим не дает морю замерзнуть. Несколько лет назад наши коллеги из крупной петербургской компании «Балтийский берег» решили попробовать разводить лосося – купили два рыбоводческих хозяйства в Мурманской области. Мы тоже заинтересовались этим направлением – в начале года на конкурсе получили право на развитие аквакультуры на девяти участках Баренцева моря. Планируем в следующем году зарыбить первый участок, а в течение десяти лет выйти на максимальные объемы производства. Совокупный потенциал наших участков – 30 тыс. тонн рыбы. Это треть ввозимого сейчас в страну норвежского лосося. GMP по-российски – Каков предполагаемый объем инвестиций? И откуда возьмете деньги? – В программе развития компании «Русское море – аквакультура» предусмотренный объем инвестиций в основные средства и оборотный капитал на ближайшие пять лет по мурманскому и карельскому направлениям достигает 6 млрд рублей. До сих пор мы развивали аквакультуру за счет собственных средств, но сейчас вышли на уровень крупных инвестиций, поэтому решили привлечь кредиты. Это выгодно. Аквакультура относится к отраслям сельскохозяйственного производства и поэтому субсидируется государством. Кредиты выдаются под низкий процент, 80% ставки рефинансирования возмещается из федерального бюджета, еще 20% – из регионального. Индустрия действительно достаточно капиталоемкая. Прибыль от существенных инвестиций можно получить только на третий-четвертый год. Опыт производителей с мировым именем, да и наш собственный, свидетельствует, что этот бизнес дает отдачу только при выходе на объемы производства свыше 1 тыс. тонн ежегодно. По нашему проекту совокупная эффективность планируемых инвестиций при масштабном развитии оценивается на уровне 30-40%. – Почему такой скачок инвестиций – со 100 млн до 1 млрд рублей в год? – Инфраструктурное обустройство новых участков – наиболее капиталоемкая часть проекта. На Баренцевом море складские, хозяйственные, административные помещения придется строить с нуля, это обойдется дороже, чем переоборудование «Сегозерского». Кроме того, мы приняли решение производить рыбу в своих хозяйствах по стандартам GMP (GoodManufacturingPractice) и, соответственно, значительную часть оборудования приобретали за рубежом. Хотя в России нет протоколов GMP для аквакультуры, мы, опираясь на собственный опыт и норвежские технологии, разработали внутрикорпоративные стандарты, описывающие качественные требования на всех этапах производства. Посмотрели, как это делается в мировой практике, и перенесли к себе, приспосабливая к местным условиям. – К чему именно приходится приспосабливать? – К сожалению, всю норвежскую практику к нам перенести не удается. Например, их рыбоводы в четыре часа дня просто уходят с баржи, даже не закрывая ее на замок, и дальше наблюдают за кормлением рыбы по мониторам. У нас, как понимаете, нельзя оставить участок без охраны даже на ночь. Так вот, одно из условий перехода на GMP – внедрение автоматизированной системы кормления рыбы. В большинстве хозяйств Карелии до сих пор корма рассыпают вручную или используют автоматические устройства, которые значительно хуже тех, что применяют производители с мировым именем. Что собой представляет современная система кормления? Это баржа, на которой установлены бункеры с загруженным кормом. Он автоматически транспортируется по системе труб, которые ведут к «рассеивателю». В программу введены данные – сколько корма подавать к каждому садку, с какой периодичностью. Это на порядок эффективнее, чем кормить вручную. Разбросать корм не так просто, как кажется. Важно достичь оптимальных коэффициентов, чтобы и корм не терять, и рыба была сыта. Кроме того, использование ручного труда повышает себестоимость продукции. Мы уже скармливаем около 10 тонн корма в день. Представляете, сколько людей необходимо, чтобы разбросать такое количество? Тогда как автоматизированную систему контролирует один человек. К слову, это помогает решить еще один болезненный вопрос, сильно тормозящий развитие рыбоводства в стране. В регионах очень трудно найти квалифицированные кадры. Выпускники обучены работать по старой советской системе рыбоводства, а мировая аквакультура ушла далеко вперед. Мы активно сотрудничаем с Петрозаводским государственным университетом, который будет совместно с нами готовить специалистов, в том числе разбирающихся в норвежских технологиях выращивания рыбы. Импортозависимость – Лет десять назад российские рыбоводы испытывали большие проблемы с посадочным материалом: своих мальков не было, а ввоз из-за рубежа был настолько зарегламентирован требованиями ветконтроля, что оказывался практически невозможным. – Такие проблемы были, но сейчас процесс урегулирован. Поэтому для хозяйств в Баренцевом море мы привезем смолт из Норвегии. В России посадочного материала лосося нужного качества просто нет. С форелью дело обстоит лучше: уже есть отечественные заводы, выращивающие малька для снабжения посадочным материалом всех северо-западных производителей. Мы берем для нашего хозяйства мальков как у финнов, так и у российских поставщиков. По качеству мальки сопоставимы – вполне здоровые, жизнеспособные. Однако есть несколько «но». Во-первых, финские мальки хоть и в полтора раза дороже, но из них впоследствии выводятся самки, приносящие икру – продукт дорогой, значительно повышающий рентабельность разведения форели. Российский же малек приобретается только на мясо. Вторая причина, почему иностранные поставщики часто бывают лучше, – отличие менталитетов: если финны работают как часы, то отечественные, бывает, не выдерживают сроки и обязательства выполняют нечетко. И третье – в соответствии с нашими внутренними стандартами обеспечения качества на один участок мы стараемся высаживать мальков из одного хозяйства, чтобы не смешивать генерации. Это формирует помимо качественных некие количественные требования к закупаемым партиям. Выяснилось, что не очень просто найти поставщика, который готов выдерживать наши требования одновременно по качеству и по объемам. Уже сейчас мы завозим 2,5 млн мальков. Пока закрываем свои потребности за счет поставщиков. Но понятно, что с выходом на объемы от 5 тыс. тонн рыбы в год у компании возникнут проблемы с посадочным материалом. Мы не уверены, что производители малька в Карелии захотят и смогут подстроиться под наши нужды, и думаем о создании собственного завода. Собственный малек позволит снизить себестоимость рыбы, однако строительство цеха имеет смысл только после выхода на существенные объемы выращивания. – Насколько зависима отрасль от иностранных кормов? – Российские корма присутствуют на рынке, они дешевле импортных, но не выдерживают наших требований по качеству. Для выращивания карпа и других ординарных пород они, вероятно, хороши, но для ценных пород, форели и семги, категорически не подходят. В состав кормов, к примеру, входит рыбная мука, которая должна быть произведена из пелагической рыбы. Отечественные корма бывают худшего качества – они не всегда сбалансированы по содержанию протеинов и жиров. Поэтому мы предпочитаем корма от производителя с мировым именем. Это дороже, особенно учитывая перевозку и пошлины, однако альтернативы внутри страны, на наш взгляд, пока нет. Мы считали вместе с поставщиками, имеет ли смысл строить предприятие по выпуску кормов в России. Получается, что этот проект окажется рентабельным только в том случае, если российские производители аквакультуры будут потреблять не менее 30 тыс. тонн кормов в год, соответственно, и рыбы должно выращиваться не меньше. Таким образом, в ближайшие несколько лет такой завод будет просто неактуальным. – Объемы производства форели и семги в Норвегии несопоставимы с российскими, технологии там отработаны, инфраструктура развита. Можно предположить, что себестоимость производства у них в разы ниже. Как вам удается конкурировать на прилавке? – Пока российской форели удается выдерживать конкуренцию по цене за счет того, что у норвежцев высокие расходы на доставку и таможню. Более того, в рознице карельская форель дешевле, чем норвежская. На мой взгляд, это не маркетинговый ход отечественных производителей, а следствие некого предвзятого отношения торговых сетей к карельской форели, которая, по их мнению, совсем другая, чем норвежская. Хотя серьезных отличий по качеству нет, только по размеру товарной рыбы. Но небольшим карельским производителям сложно наладить равноправный диалог с сетями, приходится отдавать продукцию на реализацию по тем ценам, которые им называют. У нас есть серьезное конкурентное преимущество перед другими игроками карельского рынка. Дистрибуцию нашей рыбы осуществляет одна из компаний группы, что облегчает вхождение в сети и позволяет иметь стабильный канал сбыта продукции